Неточные совпадения
— О, баловень, сибарит! — говорил
Волков, глядя, куда бы положить шляпу, и, видя везде пыль, не положил никуда; раздвинул обе полы фрака, чтобы сесть, но, посмотрев внимательно на кресло,
остался на ногах.
«А когда после? — спрашивала она себя, медленно возвращаясь наверх. — Найду ли я силы написать ему сегодня до вечера? И что напишу? Все то же: „Не могу, ничего не хочу, не
осталось в сердце ничего…“ А завтра он будет ждать там, в беседке. Обманутое ожидание раздражит его, он повторит вызов выстрелами, наконец, столкнется с людьми, с бабушкой!.. Пойти самой, сказать ему, что он поступает „нечестно и нелогично“… Про великодушие нечего ему говорить:
волки не знают его!..»
«
Волком» звала она тебя в глаза «шутя», — стучал молот дальше, — теперь, не шутя, заочно, к хищничеству
волка — в памяти у ней
останется ловкость лисы, злость на все лающей собаки, и не
останется никакого следа — о человеке! Она вынесла из обрыва — одну казнь, одно неизлечимое терзание на всю жизнь: как могла она ослепнуть, не угадать тебя давно, увлечься, забыться!.. Торжествуй, она никогда не забудет тебя!»
Одним словом, бабы приготовили глухой отпор замыслам грозного батюшки-свекра. Ждали только Артема, чтобы объяснить все. Артем приехал с Мурмоса около Дмитриевой субботы, когда уже порошил снег. Макар тоже навернулся домой, — капканы на
волков исправлял. Но бабьи замыслы пока
остались в голове, потому что появился в горбатовском дому новый человек: кержак Мосей с Самосадки. Его зазвал Артем и устроил в передней избе.
Он желал бы, чтоб нижегородцы положили оружие так же, как желает хищный
волк, чтоб стадо
осталось без пастыря и защиты.
Чугунов. Близ города, среди белого дня! Есть чему удивляться!.. Нет… Тут не то что Тамерлана, а вот сейчас, перед нашими глазами, и невесту вашу с приданым, и Михайла Борисыча с его имением
волки съели, да и мы с вашей тетенькой чуть живы
остались! Вот это подиковинней будет.
Бывали примеры, что если
волки ходят на приваду стаей и один из них попадет в капкан, то все другие бросаются на него, разрывают в куски и даже съедают, так что на большом утолоченном и окровавленном пространстве снега
останется только лапа в капкане да клочки кожи и шерсти; это особенно случается около святок, когда наступает известное время течки.
— Позвольте мне
остаться у вас ночевать, — сказал Эльчанинов, — я боюсь
волков ночью ехать домой.
— Не слезешь?.. ладно же,
оставайся один в лесу, пусть те едят
волки… проклятого!..
Филицата. Бабушка так рассуждает: хоть и в убыток, все-таки ему занятие; нарушь торговлю — при чем же он
останется. Да уж морщится сама-то: видно, тяжело становится; а он — что дальше, то больше понятие терять начинает. Приказчик есть у нас, Никандра, такой-то химик, так
волком и смотрит; путает хозяина-то еще пуще, от дела отводит; где хозяину — убыток, а ему — барыш. Слышим мы, на стороне-то так деньгами и пошвыривает, а пришел в одном сертучишке.
Оставалось только расположить к себе кукону разговором и другими приемами. Думалось, что это недолго и что Фоблаз это сделает, но неожиданно замечаем, что наш Фоблаз не в авантаже обретается. Все он имеет вид человека, который держит
волка за уши, — ни к себе его ни оборотит, ни выпустит, а между тем уже видно, что руки набрякли и вот-вот сами отвалятся…
— А что?
оставаться и заночевать в поле! — сказал богослов и полез в карман достать огниво и закурить снова свою люльку. Но философ не мог согласиться на это. Он всегда имел обыкновение упрятать на ночь полпудовую краюху хлеба и фунта четыре сала и чувствовал на этот раз в желудке своем какое-то несносное одиночество. Притом, несмотря на веселый нрав свой, философ боялся несколько
волков.
Показал
волк, и все так и ахнули: всего-то от хвоста
осталось один вершочек, не больше. Покачал судья лысой головой и решил так...
— Так как
волк человек женатый, то только одна половина хвоста принадлежит ему, а другая половина принадлежит жене его и детям. Покажи,
волк, сколько у тебя от хвоста
осталось.
И все
остались очень довольны, как решил лысый судья. Даже сам
волк — и тот
остался очень доволен. Ему, правда, без хвоста было очень неудобно: ни пыль подтереть нельзя, когда хочет сесть наземь, ни муху согнать. Да и так очень некрасиво без хвоста. Ну, побежал
волк к доктору, запыхался даже; позвонился и ждет. Вышел доктор, надел большие очки и спрашивает...
Кирилов
остался один. Роскошь гостиной, приятный полумрак и само его присутствие в чужом, незнакомом доме, имевшее характер приключения, по-видимому, не трогали его. Он сидел в кресле и разглядывал свои обожженные карболкой руки. Только мельком увидел он ярко-красный абажур, футляр от виолончели, да, покосившись в ту сторону, где тикали часы, он заметил чучело
волка, такого же солидного и сытого, как сам Абогин.
Потом, что очень важно,
волк кусал вас через одежду, значит, яд
остался на одежде.
Отпуская в путь, дал ему государь письмо к старому боярину Карголомскому. А тот Карголомский жил по старым обычаям. И с бородой не пожелал было расстаться, но когда царь указал,
волком взвыл, а бороды себя лишил. Зато в другом во всем крепко старинки держался. Был у него сын, да под Нарвой убили его, после него
осталась у старика Карголомского внучка. Ни за ним, ни перед ним никого больше не было. А вотчин и в дому богатства — тьма тьмущая.
Яд был впущен, а чтобы исцелить отравленные им души,
оставалось только нетерпеливо ждать отца и открыть ему ужасное бедствие, в которое он привел свое семейство, приставив к своим агнцам самого хищного
волка. Конечно, пусть только вернется генерал, и ядовитый супостат сейчас же будет строго покаран.
Все устроилось так, что, как говорит пословица, и овцы
остались целы, и
волки были сыты.
—
Волков бояться — в лес не ходить. Впрочем, это зависит от вашей воли, вы можете
остаться при перспективе читать книги из вашей собственной библиотеки и няньчить детей вашей богатой сестры.
К дереву, к которому привязано было тело его, прибили дощечку, заранее припасенную, с надписью: «Так карают изменников отчизны». В этом положении оно оставлено на съедение
волкам. Убитые слуга и кучер брошены далеко от дороги в чаще леса. Бричка разрублена на мелкие части, их также разбросили по лесу. Лошади уведены в фольварк
Волка, вещи поценнее и деньги разобраны шайкой, по дороге не
осталось следов от разбоя.
«
Волки! — вдруг осенила его мысль и сразу успокоила. — Это мои союзники и помощники… К рассвету от него
останутся одни кости…»
Не
оставалось сомнения для друзей Последнего Новика, что он или убит раскольниками и растерзан
волками, или просто сделался жертвою последних.
Забвение нужно было Евгению Николаевичу: образ человека, имя которого он носил, не переставал преследовать его, лишь только он
оставался наедине с самим собою, мертвые глаза смотрели ему в глаза и в ушах отдавался протяжный вой
волков…
Все какие-то тусклые шершаки, точно
волки травленые: шерсть клоками, морды скаленые, глаза спаленые, уши дерганые, хвосты терханые, гачи рваные, а бока драные — только всего и целого
остается, что зубы смоленые, да первая родимая шкура не выворочена.